Благотворительность – в наследство

«Что оставить детям: лучший мир или больше денег?» – задается непростым вопросом Forbes № 103, социальный предприниматель, главный идеолог создания и первый президент Московской школы управления Сколково, экс-СЕО инвестбанка «Тройка диалог», основатель проектов PHILIN и Phoenix Advisors Рубен Варданян. И пытается найти на него ответы. 

Мотивы, как правило, очень личные. У одних это чувство вины: «Я богатый, а кто-то бедный, надо поддержать». У других – религия: «Я верующий человек, а значит, надо отдавать десятину на благотворительность». У третьих – эмоциональный порыв: купить аппарат МРТ для больницы, где лежала мама, и неважно, что он не нужен. Кем-то может двигать мода на филантропию, чтобы поддержать светскую беседу, а кем-то – выгравированное имя на здании университета. В этом есть элемент самолюбования. Некоторые занимаются филантропией анонимно, как основатель Dutу Free Чарльз Фини. Он потратил $7 млрд на проекты, о чем стало известно только после его смерти. Крайне редко кто-то занимается благотворительностью стратегически, выстраивая устойчивость проектов в долгосрочной перспективе.

На этот вопрос я отвечу историей о своем самом большом разочаровании. С начала 90-х, когда я был главой «Тройки диалог», мы помогали детскому дому. Был придуман отличный механизм: наш сотрудник давал доллар, а компания удваивала сумму. Мы покупали детям все необходимое, привозили подарки на праздники. Мы гордились собой. Спустя несколько лет я созрел спросить: а что происходит с детьми после детдома? Выяснилось, что более 70% из них погибали или оказывались в тюрьмах. У них не было социальной адаптации. Меня это потрясло. 

Я понял, что важна системная филантропия. А значит, надо заняться «скучными» вещами: создать инфраструктуру, механизмы устойчивости, систему оценки результатов. Эти процессы не дают быстрой эмоциональной отдачи, зато обеспечивают фундамент и позволяют долго жить проектам, которые реально нужны. Благотворительность – не только средство борьбы с неравенством, но и способ обустройства среды, где человек как главная ценность чувствует себя комфортно. Это и есть моя мотивация. Я не совсем типичный филантроп. Я не просто даю деньги, а активно участвую в процессах и привлекаю деньги других.

В 2014 году мы запустили инфраструктурную платформу для филантропии PHILIN, которая уже помогла ста некоммерческим организациям. Проект на аутсорсинге ведет юридические вопросы, бухгалтерию, поддерживает IT-систему. С этого года к цепочке сервисов для благотворительных фондов добавились разработка цифровых решений и услуги стратегического консалтинга от проекта Philgood. Я считаю, что все больше богатых людей начнут думать о том, чтобы оставить после себя не только состояние детям, но и общественный след. И они будут создавать благотворительные фонды, которыми нужно управлять. 

Наша экосистема, куда помимо PHILIN, Philgood и Phoenix Advisors входит Центр управления благосостоянием и филантропии бизнес-школы Сколково, позволит им заниматься добрыми делами, избегая ошибок и сложностей. Мы уделяем внимание просвещению, объясняя, какие есть механизмы поддержания самодостаточности (self-sustainability) проектов, когда они могут сами себя и содержать, и развивать. Я вкладываюсь именно в такие проекты в России, Армении и во всем мире. Всего их более пятидесяти. 

Эту тему следует рассматривать в плоскости наследия. Здесь непростая дилемма: что ты хочешь оставить детям – лучший мир или больше денег? Что ты вообще хочешь оставить после себя? Кто-то размышляет: «После меня хоть потоп…» А кто-то созидает. Хороший пример – Павел Третьяков. Какой у него был бизнес, уже никто не помнит. А вот Третьяковскую галерею знают все. Точно так же будет со школами [«Дар» и «Летово»], созданными предпринимателями Никитой Мишиным и Вадимом Мошковичем. 

Наследие – это не только деньги или бизнес, это и благотворительные проекты. И они могут быть семейной ценностью, а могут и не быть – к такому нужно быть готовым. Это очень большой пласт отношений внутри семьи, проблема, которой мало кто занимается. Мы озаботились темой в 2015 году, создав Phoenix Advisors. Мы подходим к вопросам преемственности и наследия со всех позиций, включая филантропию. 

Старшему сыну было 13 лет, когда я ему сообщил. Он сначала не поверил. Пошел к маме (Веронике Зонабенд; вместе с мужем занимается филантропией. – Прим. авт.), вернулся. Вздохнул тяжело и сказал: «Если вы все-таки не шутите, у меня одна просьба – долги не оставляйте». Здравый комментарий, так как все происходило в 2008 году. Был кризис, и мы обсуждали финансовые потери. Сейчас сыну 25 лет, он самостоятельно зарабатывает деньги. Со старшей дочкой тоже говорили, ей двадцать два.

Мы обсуждаем не наследство и не деньги. Мы рассказываем о том, чем занимаемся, почему это важно. Мы просто общаемся с детьми (в семье Варданяна и Зонабенд четверо детей. – Прим. авт.). Ты должен построить реальные счастливые отношения, между тобой и детьми должна быть связь. Если вы не разговариваете ни на какие другие темы, только про благотворительность говорить бессмысленно.

Источник: kp.vedomosti.ru