Ru En

Благотворительность – в наследство

Опытом делится социальный предприниматель Рубен Варданян

Рубен Варданян PHILIN Московская школа управления СКОЛКОВО
«Что оставить детям: лучший мир или больше денег?» – задается непростым вопросом Forbes № 103, социальный предприниматель, главный идеолог создания и первый президент Московской школы управления Сколково, экс-СЕО инвестбанка «Тройка диалог», основатель проектов PHILIN и Phoenix Advisors Рубен Варданян. И пытается найти на него ответы. 

Что движет людьми, которые решили заниматься филантропией?

Мотивы, как правило, очень личные. У одних это чувство вины: «Я богатый, а кто-то бедный, надо поддержать». У других – религия: «Я верующий человек, а значит, надо отдавать десятину на благотворительность». У третьих – эмоциональный порыв: купить аппарат МРТ для больницы, где лежала мама, и неважно, что он не нужен. Кем-то может двигать мода на филантропию, чтобы поддержать светскую беседу, а кем-то – выгравированное имя на здании университета. В этом есть элемент самолюбования. Некоторые занимаются филантропией анонимно, как основатель Dutу Free Чарльз Фини. Он потратил $7 млрд на проекты, о чем стало известно только после его смерти. Крайне редко кто-то занимается благотворительностью стратегически, выстраивая устойчивость проектов в долгосрочной перспективе.

А какая у вас мотивация?

На этот вопрос я отвечу историей о своем самом большом разочаровании. С начала 90-х, когда я был главой «Тройки диалог», мы помогали детскому дому. Был придуман отличный механизм: наш сотрудник давал доллар, а компания удваивала сумму. Мы покупали детям все необходимое, привозили подарки на праздники. Мы гордились собой. Спустя несколько лет я созрел спросить: а что происходит с детьми после детдома? Выяснилось, что более 70% из них погибали или оказывались в тюрьмах. У них не было социальной адаптации. Меня это потрясло. 

Я понял, что важна системная филантропия. А значит, надо заняться «скучными» вещами: создать инфраструктуру, механизмы устойчивости, систему оценки результатов. Эти процессы не дают быстрой эмоциональной отдачи, зато обеспечивают фундамент и позволяют долго жить проектам, которые реально нужны. Благотворительность – не только средство борьбы с неравенством, но и способ обустройства среды, где человек как главная ценность чувствует себя комфортно. Это и есть моя мотивация. Я не совсем типичный филантроп. Я не просто даю деньги, а активно участвую в процессах и привлекаю деньги других.

Что удалось сделать?

В 2014 году мы запустили инфраструктурную платформу для филантропии PHILIN, которая уже помогла ста некоммерческим организациям. Проект на аутсорсинге ведет юридические вопросы, бухгалтерию, поддерживает IT-систему. С этого года к цепочке сервисов для благотворительных фондов добавились разработка цифровых решений и услуги стратегического консалтинга от проекта Philgood. Я считаю, что все больше богатых людей начнут думать о том, чтобы оставить после себя не только состояние детям, но и общественный след. И они будут создавать благотворительные фонды, которыми нужно управлять. 

Наша экосистема, куда помимо PHILIN, Philgood и Phoenix Advisors входит Центр управления благосостоянием и филантропии бизнес-школы Сколково, позволит им заниматься добрыми делами, избегая ошибок и сложностей. Мы уделяем внимание просвещению, объясняя, какие есть механизмы поддержания самодостаточности (self-sustainability) проектов, когда они могут сами себя и содержать, и развивать. Я вкладываюсь именно в такие проекты в России, Армении и во всем мире. Всего их более пятидесяти. 

Вы оставите детям 10% состояния, остальное уйдет на благотворительность. Почему принято такое решение?

Эту тему следует рассматривать в плоскости наследия. Здесь непростая дилемма: что ты хочешь оставить детям – лучший мир или больше денег? Что ты вообще хочешь оставить после себя? Кто-то размышляет: «После меня хоть потоп…» А кто-то созидает. Хороший пример – Павел Третьяков. Какой у него был бизнес, уже никто не помнит. А вот Третьяковскую галерею знают все. Точно так же будет со школами [«Дар» и «Летово»], созданными предпринимателями Никитой Мишиным и Вадимом Мошковичем. 

Наследие – это не только деньги или бизнес, это и благотворительные проекты. И они могут быть семейной ценностью, а могут и не быть – к такому нужно быть готовым. Это очень большой пласт отношений внутри семьи, проблема, которой мало кто занимается. Мы озаботились темой в 2015 году, создав Phoenix Advisors. Мы подходим к вопросам преемственности и наследия со всех позиций, включая филантропию. 

Как дети отреагировали на ваше решение?

Старшему сыну было 13 лет, когда я ему сообщил. Он сначала не поверил. Пошел к маме (Веронике Зонабенд; вместе с мужем занимается филантропией. – Прим. авт.), вернулся. Вздохнул тяжело и сказал: «Если вы все-таки не шутите, у меня одна просьба – долги не оставляйте». Здравый комментарий, так как все происходило в 2008 году. Был кризис, и мы обсуждали финансовые потери. Сейчас сыну 25 лет, он самостоятельно зарабатывает деньги. Со старшей дочкой тоже говорили, ей двадцать два.

Как эти разговоры ведутся? Какой можете дать совет?

Мы обсуждаем не наследство и не деньги. Мы рассказываем о том, чем занимаемся, почему это важно. Мы просто общаемся с детьми (в семье Варданяна и Зонабенд четверо детей. – Прим. авт.). Ты должен построить реальные счастливые отношения, между тобой и детьми должна быть связь. Если вы не разговариваете ни на какие другие темы, только про благотворительность говорить бессмысленно.

Источник: kp.vedomosti.ru
Другие интервью