Казус Босова: почему худой мир лучше хорошей войны

Бизнесмен Дмитрий Босов имел насыщенную предпринимательскую биографию и широкий круг общения. Он несколько лет входил в список 200 богатейших бизнесменов России, а в 2020 году впервые стал членом «клуба миллиардеров»: Forbes оценил его состояние в $1,1 млрд. Впрочем, Босов редко давал интервью; о его персональный жизни мало что было известно.

Информационный всплеск с фамилией Босова случился 6 мая 2020 года, когда стало известно о гибели 53-летнего бизнесмена в собственном доме на Рублевке. Очень скоро в прессе наравне с вопросами о самой трагедии появились вопросы, связанные с наследством. А, точнее, кому оно достанется? 

Один из крупнейших активов Босова — «Сибантрацит», мировой лидер по добыче и экспорту антрацита и крупнейший в России производитель металлургических углей. Единственным акционером «Сибантрацита» выступает группа «Аллтек», в которой у Босова было 86,57%. Вокруг этой компании и разгораются страсти. Раз между наследниками начались судебные тяжбы (новости об этом появляются в деловых СМИ с завидной регулярностью), можно предположить, завещания у Босова не было. 

По закону, срок наследственного дела — минимум шесть месяцев, то есть по истечению этого периода наследники первой очереди получают равные доли в активах. Спустя полгода после гибели Босова процесс по его наследству не только не вышел на финишную прямую, но, напротив, закрутился в сложном юридическом вихре. 

На прошлой неделе РБК сообщил, что вдова бизнесмена — 31-летняя Катерина Босов (именно так значатся ее имя и фамилия)— подала иск. Она собирается доказать, что имеет право не только на половину доли мужа в «Аллтеке» (43,285% из 86,57%), но и на контроль в группе. Иск вдовы — принципиальный поворот в этой и так уже непростой ситуации. 

Наследниками Босова считается восемь человек: его родители, пятеро детей (четверо сыновей и дочь) и последняя супруга Катерина. Для бизнесмена брак с ней был третьим; они поженились в 2016 году. 

Поначалу ситуация вокруг наследства выглядела вполне спокойной. По сообщениям СМИ, после смерти бизнесмена активы перешли в доверительное управление к вдове и его отцу Борису Босову. В конце мая Катерина стала председателем совета директоров УК «Сибантрацит», сменив на посту давнего бизнес-партнера и сокурсника мужа Дмитрия Агу. С 2018 года она занимала пост коммерческого директора компании, входила в совет директоров и, соответственно, знакома с угольным бизнесом. 

Можно было предположить, что все наследники Босова пришли к соглашению и совместно уполномочили супругу на управление активами на период наследственного дела (напомним: в России это шесть месяцев).

Такое решение выглядело разумным, так как порой бизнес-активы теряют управляемость и стоимость именно из-за отсутствия контроля собственника в тот самый полугодовой период. 

Летом Катерина Босов решила создать инвестиционный фонд для консолидации и управления активами бизнесмена. Создание фондов для таких целей – распространенная практика. Обычно фонды создаются по двум причинам: либо для передачи управления активами команде профессионалов, либо для дополнительной юридической защиты в случае конфликтов, споров, претензий.

А осенью начались судебные разбирательства. В октябре иск против вдовы подали четверо сыновей и мать бизнесмена. Наследники оспорили передачу Катерине половины доли бизнесмена в «Аллтеке», поскольку, по их версии, создание бизнеса Босов начал до их брака. Суд наложил обеспечительные меры на спорное имущество. Пришлось уйти Катерине и с поста председателя СД «Сибантрацита» — на позицию опять вернулся Дмитрий Ага. 

В ноябре иск подала сама Катерина, требуя признать, что ей как супруге полагается не только половина мужа. Она намерена доказать, что ей в «Аллтеке» при-надлежит и вовсе 77%, мотивируя это цепочкой сделок по изменению размера уставного капитала группы. В качестве аргумента она приводит факт продажи ее личного автомобиля Bentley за 7 млн рублей. Эти деньги, по ее мнению, муж использовал для увеличения доли в «Аллтеке», что позволило ему сохранить кон-троль в «Сибантраците» (значит, имущество можно считать «совместно нажитым» или даже частным; комментарий об этом ниже). 

Но не только внутри семьи идут споры за имущество бизнесмена. Практически сразу после смерти Босова активную позицию занял его бывший партнер по не-скольким проектам, в том числе, по управляющей компании «Востокуголь» — Александр Исаев. 

«Востокуголь» — второй значимый актив Босова — была создана для разработки нескольких новых месторождений угля; сюда же вошла доля проекта по строительству угольного порта. «Востокуголь» развивали на паритетных началах Босов и Исаев. У них были и другие совместные проекты — добыча угля в Арктике, добыча угля и ферроникеля в Индонезии, результаты которых оказались спорными. Босов, как пишет Forbes, возложил ответственность за ошибки в этих проектах на Исаева. Шестого апреля 2020 года он «уволил» партнера за «вопиющие зло-употребления и хищения на вверенных ему участках работ». А в качестве компенсации лишил его 50% УК «Востокуголь»: доля Исаева была приобретена за номинальную сумму топ-менеджером компании, который передал его потом самой компании. 

В конце апреля Исаев подал иск к трех компаниям Босова (УК «Востокуголь», «УК «Сибантрацит» и группа «Аллтек»). Единственной целью подачи иска являлась защита деловой репутации, какие-либо  корыстные мотивы не преследовались, писал РБК. 

20 мая — через две недели после смерти Босова — Исаев подал иск уже на восстановлении своей доли в «Востокугле», утверждая, что не давал согласия на ее продажу. 27 августа суд удовлетворил иск Исаева, вернув ему половину в капитале  «Востокуголя». Сама компания и наследники Босова подали апелляции на это решение. 

Выступая доверительным управляющим 50%-й доли Босова в «Востокуголе», Катерина в начале августа заявила о рейдерской атаке на активы компании. Инициатор атаки, по ее версии, — Исаев и группа инвесторов. Бизнесмен называл такие обвинения «наглой клеветой».

Кейс Босова высветил «стандартные» подводные камни сложных юридических и человеческих конструкций в семье и бизнесе. И это только «видимая часть айсберга», известная из прессы. О том, что же происходит на самом деле, судить затруднительно, учитывая количество конфликтующих сторон, столкнувшихся интересов и нехватку информации. При этом часто бывает, что конфликтующие стороны нельзя поделить на «черных и белых». Просто у каждой из них свои интересы и своя правда. 

Тем не менее даже имеющихся сведений достаточно, чтобы сделать некоторые важные выводы. 

* Налицо распространенная проблема, которая возникает при отсутствии правильного планирования преемственности — это борьба наследников первой очереди за активы. В отсутствии завещания всё делится в равных долях. Это касается бизнеса, объектов недвижимости, денежных средств, автомобилей и т.д. Процесс идет особенно болезненно, когда речь заходит о долях в юридических лицах. Ведь доля, которая принадлежит каждому из наследников или пулу наследников — например, четверым сыновьям Босова — определяет уровень контроля над юрлицом. В стандартных уставах хватает простого большинства для назначения гендиректора, а, значит, для контроля деятельности компании. 

При спорах, как в случае с наследством Босова, процесс может длиться годами, пока не будут приняты все судебные решения. И все это время ни один из наследников не имеет права совершать сделки с имуществом, потому что не определено, чье оно. Если кто-то захочет самовольно распорядиться активами, то его действия могут быть расценены как хищение. А сам человек признан так называемым «недостойным наследником» и исключен из состава наследников. И в итоге, не получить вообще ничего. 

* Имеется другая проблема — отсутствие брачного контракта. По умолчанию, если такого документа нет, то все совместно нажитое имущество во время брака принадлежит супругам 50/50.  Казалось бы, достаточно даты бракосочетания и даты регистрации прав собственности — сравнивай и делов-то.  

Но этот вопрос не столь однозначен. Есть и такая трактовка: муж мог приобрести актив до брака, но если в его развитие супруги вкладывали совместные деньги, а уж тем более — личные средства жены, то она вполне может претендовать если не на половину, то на какую-то часть актива точно. Однако такое признание можно получить только в судебном порядке.  И это ровно то, что сейчас делает Катерина Босов, подав в ноябре иск. 

В таких случаях в суде, как минимум, необходимо доказать, что: 1) соответствую-щие вложения значительно увеличили стоимость активов; 2) средства, потраченные на увеличение стоимости, были именно частными средствами одного из супругов. Оба пункта доказывать сложно. И тут любая трактовка может быть как «за», так и «против». Необходимо понять, что увеличилось в результате вложений? Уставный капитал? Доля в капитале, принадлежащая супругу/семье? Или рыночная стоимость актива? Логичным кажется третий показатель, так как именно он говорит о значимости конкретных вложений для роста стоимости актива, но суды смотрят на этот вопрос по-разному. 

Мотив Катерины Босов ясен: если она докажет законность своего права на большую часть доли в группе «Аллтек», то у нее, действительно, есть шанс установить контроль над компанией. А оставшаяся часть доли Босова перейдет в общую наследственную массу, среди претендентов на которую наравне с остальными будет Катерина и ее несовершеннолетняя дочь.  

*  Наконец, взаимоотношения с партнерами — судя по действиям Исаева, они были довольно специфическими. Иски по «Востокуглю» — лишь часть картинки. У Босова была разнообразная, только ему понятная, сеть контактов, а также немало разных партнерских проектов. Связи Босова были частью его жизни, признает собеседник Forbes: «Диму заменить невозможно. Очевидно, Катерина пытается сохранять его стиль, его заветы и задумки. А насколько она сможет — посмотрим».

Получается, исключительно фигура Босова держала в хрупком балансе процессы, происходящие как внутри огромной бизнес-империи, так и в многочисленной семье. После его ухода произошла сильнейшая разбалансировка. 

Число таких ситуаций, как кейс Босова, будет только расти. Первое поколение российских владельцев капитала не приучено к тому, чтобы заранее планировать преемственность. Но именно сейчас современная Россия входит в первый масштабный процесс перехода благосостояния между поколениями. И что мы видим? Более 90% владельцев частного бизнеса не имеют детального плана преемственности. А те 10%, которые считают, что все спланировали, часто принимают за такой план наличие завещания, траста или иного юридического инструмента, который в лучшем случае обеспечит передачу собственности, но не поможет сохранению человеческого капитала и отношений. Таковы данные исследования Центра управления благосостоянием и филантропией бизнес-школы «Сколково» «Портрет владельца капитала» в 2015 году. За пять лет ситуация, увы, не поменялась.

Дополнительное осложнение – это практически полное отсутствие разговора о благосостоянии внутри семьи: основатели «оберегают» наследников от потенциальных рисков, а у наследников появляется искаженное понимание структуры и размеров капитала, указывается в другом исследовании Центра «Сколково» «Разрыв между поколениями».

Как избежать наследственного конфликта? Планирование преемственности – это не только и не столько передача собственности, сколько передача сложного комплекса юридических и человеческих отношений, с этой собственностью свя-занных: отношения с семьей, партнерами, менеджментом, контрагентами, контролирующими органами и т.д.  И если собственность и юридические отношения правильными инструментами передать можно, то человеческие отношения пере-даче не поддаются, их можно только вырастить, построить самостоятельно. 

Для этого нужно принять, что вариант преемственности «после нас хоть потоп» разрушителен и несет большие репутационные последствия. Долгосрочное  планирование должно стать частью деловой гигиены. И это не про планирование «что будет после моей смерти», а про планирование «как обезопасить мое дело и семью от возможных рисков в сложные времена». Необходимо заранее определять с партнером, как вы будете решать потенциальные конфликты при разных сценариях; с супругом – на что он имеет право, как коммуницировать с партнера-ми и другими членами семьи; с менеджментом – какие у него риски и мотивация, какие решения принимать в случае смены собственников. Ключевой частью тако-го планирования является коммуникация со всеми заинтересованными сторона-ми – именно диалог позволяет значительно снизить риск конфликтной ситуации в будущем. 

Наследственные дела получают большое освещение, так как со стороны выглядят как детективные истории с закрученным сюжетом, но в их основе – семейная трагедия, конфликт, в котором часто не может быть победителя. Скандалы во-круг наследства наносят вред всем участникам: влияют на стоимость и жизнеспособность активов, на менеджмент и работников, на репутацию, на семейные от-ношения. 

Возникает вопрос: что же делать? Самый сложный, но и наименее разрушительный рецепт – найти в себе силы и пойти по пути мирной преемственности, договариваться с участниками процесса. Изнурительные многолетние тяжбы с при-влечением боевых адвокатов редко заканчиваются удовлетворением. Достаточно вспомнить конфликт акционеров и наследников производителя кухонной тех-ники группы «Рэдмонд», выяснения отношений между наследниками бизнесмена Кахи Бендукидзе, ситуацию с банком «Возрождение». В случае хорошей войны будет много расходов со всех сторон, будут суды, банкротства активов, разрушенные сделки и отношения. И тут, действительно, худой мир лучше…