Выступление Рубена Варданяна на онлайн-конференции «Антихрупкость. Как пережить “идеальный шторм”» в Московской школе управления СКОЛКОВО

Евгений Каганер, проректор по академическим и образовательным вопросам Московской школы управления СКОЛКОВО, профессор IESE Business School:

Мы рады вновь приветствовать вас в нашем виртуальном пространстве Classroom, где мы продолжаем нашу еженедельную инициативу – конференцию «Антихрупкость». И сегодня тема нашего разговора – как российский бизнес переживает текущий кризис. В первой части мы поговорим о том, через какие трудности проходит крупный российский бизнес. Очень рад поприветствовать в студии нашего первого спикера Рубена Варданяна, социального инвестора, предпринимателя, одного из основателей Московской школы управления СКОЛКОВО, бывшего руководителя и основного партнёра инвестиционной компании «Тройка Диалог».

С одной стороны, больший бизнес сталкивается с большим количеством проблем. С другой стороны, крупный бизнес как в России, так и во всём мире должен играть какую-то особую роль. Для тебя это не первый кризис, через многие ситуации пришлось пройти. Как в твоём понимании, то, что происходит, сравнимо с тем, что было? Можем ли мы сказать, что это самый жёсткий, самый глубокий кризис в современной истории? Как тебе видится эта ситуация?

Добрый день! Я очень рад быть с вами на связи, хотя и не отношусь к крупному бизнесу на данном этапе.

Мне кажется, неверно сравнивать, сильнее или слабее этот кризис, чем все предыдущие. Это просто другой кризис. Когда компания испытывает трудности с ликвидностью, или у неё проблемы с прибыльностью и продукцией, либо произошла авария на её предприятии, – это кризис отдельной компании. Серьёзные изменения в какой-либо отрасли могут повлечь за собой кризис этой отрасли. Бывает также страновой кризис. Мы, наверное, впервые оказались в ситуации общемирового кризиса, который по-другому создаёт проблемы и требует другой реакции.

Это первый глобальный кризис такого масштаба, в который Россия оказалась полностью вовлечена. Финансовый кризис 2008 года не затрагивал всех основных сфер жизни стран, в которых он разразился. Кризис 1997–1998 годов в России вверг нас в сильный шок от того, что случился дефолт по внутренним долгам, но этот кризис был растянут по времени и не случился во всех странах одновременно. В 2001 году, когда была совершена террористическая атака и возникла угроза под названием ИГИЛ (запрещенная в России организация), произошёл мировой кризис, изменивший реальность. Но уникальность сегодняшнего кризиса даже не в том, что он наиболее глубокий, а в том, что он происходит по всем фронтам одновременно. Это требует быстрой адаптации модели поведения и реагирования на происходящие изменения.

Рубен, это очень интересное замечание. Действительно, нам стоит в меньшей степени думать о том, сильнее этот кризис или слабее, – у него другая природа. Его комплексность, которую ты описал, где затронуты все индустрии и географии, существенно отличает его от предыдущих кризисов. Как компании крупного бизнеса должны реагировать, что им делать на данный момент?

Я разделил бы компании на несколько категорий. Во-первых, нужно признать, что есть компании, которые сильно от этого выиграли, и у них другие проблемы. Как обеспечить бесперебойную поставку требуемого продукта в огромных количествах, когда для этого недостаточно ресурсов? Как воспользоваться ситуацией и максимизировать свою прибыль, а потом правильно её использовать? Как сохранить свою деятельность в условиях повышенного спроса и окажется ли он долгосрочным и устойчивым?

Вторая категория – это другая крайность, когда бизнес просто перестаёт существовать. Сто лет назад вместо газового освещения улиц постепенно вводили электрическое. Представьте себе, если бы это произошло в один день. Все фонарщики разом оказались бы без работы просто потому, что потребность в них пропала. Сейчас многие отрасли неожиданно оказались в ситуации, когда деятельность в них прекратилась или должна резко поменяться. Компании в таких отраслях должны зафиксировать убытки, минимизировать ущерб и начать заново. Вопрос для них не в том, как пережить это время, а в том, что их деятельности в привычном виде больше не будет.

У третьей группы компаний остался бизнес. Они по-разному реагируют на кризис – где-то произошло резкое падение, где-то небольшое, но всем пока не понятно, будет ли спрос на их товары и услуги устойчивым, поскольку это зависит от того, случится рецессия или нет. У этих компаний совсем другой механизм принятия решений: сохранив свой бизнес, нужно принимать разные решения для разных подразделений.

Четвёртой группе надо просто сократиться, чтобы выжить и продолжить свою деятельность, растянув ресурсы на максимальный срок. Никто не знает, как долго будет длиться кризис, и задача топ-менеджеров – определить минимум, необходимый для сохранения бизнеса в перспективе шести, девяти месяцев или даже больше. Согласно прогнозу McKinsey, оптимистичный сценарий – кризис будет длиться девять месяцев, средний сценарий – два года, пессимистичный – пять-семь лет. Невозможно сейчас принимать решения, основываясь на уверенности, что всё закончится, например, через три месяца. Необходимо всё выстроить так, чтобы ресурсов хватило как минимум на два года, и при этом надеяться, что всё восстановится через шесть месяцев, найдутся новые возможности и можно будет вернуться к активной деятельности.

Извините за длинный ответ, но как нет одной формулы, как стать миллиардером, так нет и единого решения для всех компаний, как вести себя в такой глобальный кризис, как сейчас.

Мне кажется, это важная мысль – градация, которую мы сейчас обсудили. Компании оказались в разных ситуациях, и их реакция зачастую будет разнообразной. Насколько государство должно вступать в игру и поддерживать определённые виды бизнеса?

Тут есть три подвопроса. Во-первых, если дать рынку возможность саморегулироваться, банкротство некоторых компаний может вызвать эффект домино и привести к системному кризису, как мы видели на примере Lehman Brothers в 2008 году.

Второй вопрос: поддерживать бизнес или собственника? В 2008 году в Америке поддерживали бизнес, но не поддерживали собственников, и большинство владельцев крупных компаний, таких как Merrill Lynch и AIG, потеряли свои акции. Компании были выкуплены государством, а потом проданы обратно в рынок. Бизнес был сохранён, но собственники поменялись. Вопрос, кого поддерживать, в разных странах решается по-разному по разным причинам, но мне кажется, что ответ однозначный – бизнес.

Третий вопрос в том, что сегодняшний кризис нанёс основной удар по отраслям малого и среднего бизнеса. Он оказался затронут в таком объёме, когда спасать его будет очень сложно. И это должна быть не просто разовая помощь в виде налоговых льгот или кредитных каникул, а реальные попытки сохранить отрасли в целом. Я бы говорил о том, что государство должно выступать как заказчик, который будет поддерживать спрос. Важно сохранить процесс, чтобы люди продолжали работать.

Что будет, например, с ресторанным бизнесом? В Москве одновременно закрылись десятки тысяч точек общепита. Это означает, что огромное количество людей не имеет возможности зарабатывать деньги. Многие из них живут от зарплаты до зарплаты и при этом выплачивают ипотечные и потребительские кредиты. Одновременно с этим необходимо оплачивать аренду помещений и погашать кредиты на лизинг оборудования. Такая цепочка приводит к огромной нагрузке на банки, потому что большинство бизнесов было в разумных пределах закредитовано.

Мысль услышали: речь идёт скорее о поддержке отраслей, которые необходимы для жизнедеятельности страны, для поддержания жизни граждан.

Наверное, все думают о том, когда мы выйдем из этого кризиса. Подходит ли термин «выйдем» в данном случае, потому что мы говорим о фундаментальных изменениях. Как эти изменения могут выглядеть в контексте российского бизнеса через какое-то время, когда мы придём в новую реальность? Как может выглядеть российский бизнес, российская экономика? Увидим ли мы какие-то фундаментальные сдвиги?

Я хотел бы чётко разграничить разные кризисы. Во-первых, у нас есть кризис, связанный с пандемией. Этот кризис конечен. Мы видим, что на каком-то этапе наступает спад распространения вируса, и жёсткие карантинные меры, которые были введены разными государствами, ограничиваются каким-то сроком. Скорее мы говорим о трёх-шести, максимум девяти месяцах.

Во-вторых, за этим кризисом следуют экономический, финансовый и социальный кризисы. И длиться они будут намного дольше. Разные направления бизнеса ощутят их в большей или в меньшей степени в зависимости от наличия у компаний долгов, финансовой подушки и т. д.

В-третьих, если мы войдём в рецессию или в депрессию, изменится модель потребления. Само общество, в котором мы будем жить, станет другим, а значит, мы будем вынуждены перестроить некоторые виды бизнеса, потому что депрессия длится от двух до пяти лет.

В-четвёртых, резко наступила новая реальность, и нас ждёт адаптация к ней.

Таким образом, перед нами стоят четыре разных вызова: как пережить карантин, как пережить возникшие параллельно с этим кризисы, как выжить, если глобальная экономика войдёт в депрессию, и как жить в новых реалиях, когда мы будем больше взаимодействовать онлайн, чем офлайн.

Ты употребил слово «адаптация». Переход очень стремительный, времени на адаптацию нет. Хочу задать последний вопрос: как не поддаваться унынью и панике в условиях комплексного кризиса?

Нет одного рецепты, который помог бы всем. Мы пережили период, когда начала рушиться советская система. Когда Гайдар отпустил цены, шок был не только от того, что они резко взлетели и началась гиперинфляция, а от того, что старый механизм, который плохо и неэффективно, но всё же работал, вдруг оказался сломан, и многие из нас не были готовы к новой реальности, в которой предстояло выживать. Женщины прошли кризис 1990-х лучше, чем мужчины, потому что продолжали кормить детей и делать то, что необходимо было делать каждый день.

Мне кажется важным сохранить жизненный тонус и активность, потому что как только ты оказываешься на диване и ничего не делаешь, то вернуться обратно в рабочее состояние очень сложно. Сохранить самодисциплину непросто, особенно когда ситуация осложняется вынужденным сидением дома. Предположу, что через некоторое время возникнет серьёзный социально-психологический кризис. Каждое утро мы созваниваемся с сотрудниками, обсуждаем текущие задачи и ставим новые. Главное – постоянно быть чем-то занятым.

Важно сохранять деятельность, ритм. Это даёт энергию, позволяет нам оставаться людьми и продолжать двигаться вперёд.

То, что ты сказал, очень важно – оставаться людьми с базовыми человеческими ценностями. Сейчас стало главным, кто ты, как себя ведёшь, какова твоя экосистема, потому что отношения с людьми и взаимопомощь – это базовый элемент выживания.

Совершенно верно, это тест для нас всех. Большое спасибо, Рубен, за мысли и идеи!

Удачи всем!